Лучшие мысли и изречения древних в одном томе - Константин Душенко

Откладывать что-то на будущее – худший способ проматывать жизнь: ‹…› вы отдаете настоящее в обмен на обещание будущего.

«О скоротечности жизни», 9, 1

Грядущее неведомо; живи сейчас!

«О скоротечности жизни», 9, 1

Самая короткая жизнь – у занятых людей.

«О скоротечности жизни», 10, 1

Души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться.

«О скоротечности жизни», 10, 5

Один из ‹…› любителей наслаждений, ‹…› после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он?

«О скоротечности жизни», 12, 7

Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, [Гай Калигула] ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.

«О скоротечности жизни», 18, 5

Некоторые болезни следует лечить, не рассказывая о них больному. Многие умерли оттого, что узнали, чем больны.

«О скоротечности жизни», 18, 6

[Людей], через тысячу унижений достигших высочайших почестей, тревожит ужасная мысль, что они страдали всего лишь ради надгробной надписи.

«О скоротечности жизни», 20, 2

Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.

«О скоротечности жизни», 20, 3

Гай Туранний, ‹…› когда более чем в девяностолетнем возрасте ‹…› получил ‹…› освобождение от должности прокуратора, попросил, чтобы его положили на кровать и чтобы стоящие вокруг домочадцы причитали, словно над покойником. ‹…› Неужели так приятно умереть занятым человеком?

«О скоротечности жизни», 20, 4

Большинство людей ‹…› жаждут работать дольше, чем могут, ‹…› и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.

«О скоротечности жизни», 20, 5

Добровольно решиться на отдых людям труднее, чем заслужить его по закону.

«О скоротечности жизни», 20, 5

Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому – нелепым.

«О спокойствии духа», 15, 2

Мысль о боли мучит нас не меньше самой боли.

«О стойкости мудреца», 5

Фортуна ничего не отнимает у нас, кроме того, что дала.

«О стойкости мудреца», 5

Как мы относимся к детям, так мудрец относится ко всем людям, ибо они не выходят из детства ни к зрелости, ни до седых волос, ни когда и седых волос уже не останется.

«О стойкости мудреца», 12

Если нас очень огорчает чье-то презрение, значит, нам особенно приятно было бы уважение именно этого человека.

«О стойкости мудреца», 13

Вступая в препирательство с кем-то, мы признаем его своим противником, а следовательно, равным себе, даже если мы и победим в стычке.

«О стойкости мудреца», 14

Один и тот же рассказ может рассмешить нас, если нас двое, и возмутить, если его слышит много народу; мы не позволяем другим заикнуться о том, о чем сами говорим постоянно.

«О стойкости мудреца», 16

Чем больше человек склонен обижать других, тем хуже он сам переносит обиды.

«О стойкости мудреца», 18

Отвоюй себя для себя самого.

«Письма к Луцилию» («Нравственные письма к Луцилию»), 1, 1

Смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти.

«Письма к Луцилию», 1, 2

Все у нас чужое, лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает.

«Письма к Луцилию», 1, 3

Все меня прощают, никто не помогает.

«Письма к Луцилию», 1, 4

Кто везде – тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет.

«Письма к Луцилию», 2, 2

Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств.

«Письма к Луцилию», 2, 3

Если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, – и довольно.

«Письма к Луцилию», 2, 3

Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом.

«Письма к Луцилию», 3, 2

Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным.

«Письма к Луцилию», 3, 3

Порок – и верить всем, и никому не верить, только ‹…› первый порок благороднее, второй – безопаснее.

«Письма к Луцилию», 3, 4

Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное.

«Письма к Луцилию», 3, 6

Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки – мнимых, а мы – и того и другого.

«Письма к Луцилию», 4, 2

Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.

«Письма к Луцилию», 4, 3

Спокойная жизнь – не для тех, кто слишком много думает о ее продлении.

«Письма к Луцилию», 4, 4

Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей.

«Письма к Луцилию», 4, 8

Гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев.

«Письма к Луцилию», 4, 8

Само имя философии вызывает достаточно ненависти.

«Письма к Луцилию», 5, 2

Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить.

«Письма к Луцилию», 5, 3

Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.

«Письма к Луцилию», 5, 6

Слаб духом тот, кому богатство не по силам.

«Письма к Луцилию», 5, 6

Одна цепь связывает стража и пленного.

«Письма к Луцилию», 5, 7

Нас мучит и будущее, и прошедшее. ‹…› Никто не бывает несчастен только от нынешних причин.

«Письма к Луцилию», 5, 9

Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными.

«Письма к Луцилию», 6, 11

Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку.

«Письма к Луцилию», 6, 4

Долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров.

«Письма к Луцилию», 6, 5

Нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься.

«Письма к Луцилию», 7, 8

Люди учатся, обучая. [Отсюда пословица: «Уча, учимся».]

«Письма к Луцилию», 7, 8

«Но ради чего я учился?» – Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился для себя самого.

«Письма к Луцилию», 7, 9

Фортуна не сбивает с пути – она опрокидывает и кидает на скалы.

«Письма к Луцилию», 8, 4

Как много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами!

«Письма к Луцилию», 8, 8

Художнику приятней писать картину, чем ее окончить. ‹…› Пока он писал, его радовало само искусство. Отрочество наших детей щедрее плодами, но их младенчество нам милее.

«Письма к Луцилию», 9, 7

Кто завел друга, чтобы тот выручил из цепей, тот покинет его, едва загремят оковы.

«Письма к Луцилию», 9, 9

Люди ‹…› шепотом возносят ‹…› богам постыднейшие мольбы.

«Письма к Луцилию», 10, 5

Живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.

«Письма к Луцилию», 10, 5

Некоторых больше всего и надо опасаться, когда они покраснеют: тут-то их и покидает всякий стыд. Сулла был особенно жесток тогда, когда к лицу его приливала кровь.